Виолетта
Posted on Friday October 19th, 2012 at 11:58 PM
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Виолетта
Posted on Friday October 19th, 2012 at 11:58 PM
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Виолетта
Posted on Friday October 19th, 2012 at 11:58 PM
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Виолетта
Posted on Friday October 19th, 2012 at 11:58 PM
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Виолетта
Posted on Friday October 19th, 2012 at 11:58 PM
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Виолетта
Posted on Friday October 19th, 2012 at 11:58 PM
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы – он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней – прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет – стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье – зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…