19 октября состоялась акция в поддержку Сирийской Арабской Республики, приученная к «Международным дням солидарности с народом Сирии».
В акции приняли участие следующие общественные организации:
-Антиглобалистское движение России
-Евразийский Союз Молодежи
-Суть времени
-Глобальный Революционный Альянс
-Союз сирийских студентов
-Профсоюз Граждан России и др.
Участники акции резко осудили политику Запада и некоторых ближневосточных стран, направленную на поддержку экстремистских и сепаратистских настроений в Сирии. Ни для кого не секрет, что Турция, США и страны Персидского залива оказывают всевозможную поддержку боевикам в Сирии. По факту в Сирии, в своем большинстве, воюют наемники из соседних государств, приезжающих в Сирию зарабатывать деньги, убивая мирное население.
Против Сирии объединились свыше 90 государств, и 40 стран ввели экономические санкции, несмотря на такие жесткие условия, большинство сирийского народа, поддерживают легитимное правительство во главе с Башаром Асадом. Люди видят, что угроза их стране исходит и поддерживается извне, что боевикам не нужны реформы или иные политические преобразования их задача посеять хаос и смуту в некогда процветавшей стране.
На протяжении многих веком у русского народа сложились крепкие и братские отношения с сирийцами. Наши страны всегда стояли на позициях мира и равенства, за что не раз подвергались нападкам со стороны стран Запада. Но наступает новое время, когда мы можем сказать решительное «нет» западной агрессии и построению однополярного либерального мира. Борясь за мир в Сирии, мы боремся и за мирное будущее на нашей Родной земле, ибо враг коварен и все ближе подбирается к нашим границам!
Да здравствует нерушимая дружба Народов Сирии и России!
Александр Ионов
Сирийское агенство САНА о нашем мероприятии:
http://sana.sy/rus/326/2012/10/19/448067.htm
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы — он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней — прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет — стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы — в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье — зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы — он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней — прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет — стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы — в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье — зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы — он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней — прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет — стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы — в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье — зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы — он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней — прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет — стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы — в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье — зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы — он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней — прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет — стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы — в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье — зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…
Евгений Евтушенко.
Цвет статуи Свободы — он все мертвенней,
когда, свободу пулями любя,
сама в себя стреляешь ты, Америка.
Ты можешь так совсем убить себя!
Опасно выйти в мире этом дьявольском,
еще опасней — прятаться в кустах,
и пахнет на земле всемирным Далласом,
и страшно жить, и стыден этот страх.
Кто станет верить в сказку лицемерную,
когда под сенью благостных идей
растет цена на смазку револьверную
и падает цена на жизнь людей?!
Убийцы ходят в трауре на похороны,
а после входят в дельце на паях,
и вновь колосья, пулями наполненные,
качаются в Техасе на полях.
Глаза убийц под шляпами и кепками,
шаги убийц слышны у всех дверей,
и падает уже второй из Кеннеди…
Америка, спаси своих детей!
Когда с ума опасно сходит нация,
то от беды ее не исцелит
спокойствие, прописанное наскоро.
Ей, можеть быть, одно поможет — стыд.
Историю не выстираешь в прачечной.
Еще таких машин стиральных нет.
Не сходит вечно кровь!
О, где он прячется,
стыд нации, как будто беглый негр?!
Рабы — в рабах. Полно убийц раскованных.
Они вершат свой самосуд, погром,
и бродит по Америке Раскольников,
сойдя с ума, с кровавым топором.
Эй, старый Эйби, что же люди делают,
усвоив подло истину одну,
что только по поваленному дереву
легко понять его величину.
Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено.
В него стреляют вновь! Зверье — зверьем.
И звезды,
словно пуль прострелы рваные,
Америка, на знамени твоем!
Восстань из мертвых, столько раз убитая,
заговори, как женщина и мать,
восстань, Свободы статуя пробитая,
и прокляни свободу убивать!
Но к небу, воззывая о растоптанности,
не отерев кровавых брызг с чела,
свое лицо зеленое утопленницы,
ты, статуя Свободы, подняла…